Форум » » Sinners and Saints, цикл историй по WK, by Miko no Da ("Determination") » Ответить
Sinners and Saints, цикл историй по WK, by Miko no Da ("Determination")
Джордано: Название: Determination (4-ая часть серии "Sinners & Saints») Автор: Miko no Da Переводчик: Джордано Бета: KriZZ Рейтинг: NC-17 Пейринг: Шульдих/Наги Дисклеймер: ни автору, ни переводчику персонажи не принадлежат. Предупреждение от автора: БДСМ, но не такой жесткий, как в предыдущих частях серии.
Ответов - 24
Джордано: Наги просыпался медленно, вытягиваясь вдоль теплого тела, прижимающегося к его спине, и наслаждаясь ощущением обнимавших его сильных рук. Шульдих пошевелился, покрепче прижав мальчика к себе и пробормотав что-то в его короткие темные волосы. Одна из огненно-рыжих прядей упала Наги на лицо, и тот воспользовался своей силой, чтобы отбросить ее до того, как чихнет и разбудит Шульдиха. Прошло не так много с того времени, когда пробуждение вызывало в телекинетике ужас – немногим меньше двух лет. Наги еще помнил тот панический страх, которым сопровождались для него первые мгновения перехода от сна к бодрствованию, и свои отчаянные попытки хранить разум в блаженной пустоте сна так долго, как только можно. И как от этого отличались теперешние пробуждения – с ощущением полной защищенности и уверенностью, что ему никогда больше не причинят вреда. И все это благодаря человеку, который сейчас использовал его в качестве живой подушки, обнимая мальчика и одним этим даря ему чувство безопасности. Конечно, это Кроуфорд на самом деле избавил Наги от жизни раба, но именно Шульдих действительно освободил его. С того самого дня, как немец бросил вызов своему американскому хозяину ради их с Наги свободы, телекинетик принадлежал Шульдиху телом, разумом и душой. И не хотел ничего другого. Наги знал, что его затянувшаяся зависимость от хозяина беспокоит других членов команды, и всеми силами старался выполнять все свои обязанности так, как этого от него ожидали. Но это было трудно – принимать решения, делать то, что решил сам, без приказа извне, только по собственному желанию, жить своей жизнью, как будто его не сломали еще в детстве. Наги знал, что Шульдих и Кроуфорд стараются управлять им как можно мягче и осторожнее, давая возможность постепенно привыкнуть к свободе, но еще четче он осознавал, что пройдет еще много времени до того момента, как он сможет существовать один. Даже незначительный намек на какое-то желание со стороны Шульдиха, да и любого другого члена команды, все еще заставлял Наги бросать все и кидаться выполнять его, кроме случаев, когда давали специальное указание этого не делать. Так было буквально вчера, когда Кроуфорд обронил сердитое замечание о бардаке в гостиной, и Наги кинулся убираться, отложив хакерский проект, над которым работал, и только Шульдих смог остановить его, придя посмотреть, что же так расстроило его «раба». Мягко улыбнувшись, Наги осторожно высвободил руку, чтобы прикоснуться к кожаному ошейнику с серебряным кулоном на своей шее. Шульдих сказал, что Наги нужно надевать его только на вечеринки, где они должны быть внимательны, но мальчик никогда не снимал кулон, кроме случаев, когда на то был особый приказ, а это случалось нечасто. Пару раз немец пробовал, но тогда юный телекинетик впадал в состояние капризной растерянности, не чувствуя физического доказательства того, что он под защитой Шульдиха, и в итоге телепат сдался, позволив Наги носить ошейник, если ему так хочется, но предупредил, чтобы мальчик прятал его на публике. Услышав, что Кроуфорд уже проснулся и теперь ходит по своей комнате, Наги с неохотой начал высвобождаться из теплых объятий Шульдиха. Телепат нахмурил брови и попытался было снова обнять ускользающее тело, но за два года практики Наги хорошо научился вставать, не разбудив рыжего: ловко подсунув немцу вместо себя свою подушку, мальчик выскользнул из постели и тихо прокрался к двери. Осторожно выглянув в коридор, Наги проверил, нет ли поблизости Кроуфорда. Не то, чтобы телекинетик стыдился того, что лидер может увидеть его обнаженным – любые социальные нормы, которые могли бы на него влиять, без следа растворились тринадцатью годами воспитания в качестве раба. Но Наги знал, что оракула беспокоила его нагота – и тоже вовсе не из-за требований социальной желательности. Все тонкое тело мальчика было покрыто сетью глубоких шрамов, и вида этих самых явных доказательств жестокости прошлых хозяев телекинетика Кроуфорд не переносил. Наги не совсем понимал, почему это так задевало оракула, но готов был делать все, чтобы не расстраивать его. Конечно, чтобы не бежать голышом, Наги мог бы надеть свою вчерашнюю одежду или позаимствовать халат Шульдиха и в нем дойти до ванной, но, во-первых, мальчик ненавидел снова надевать грязную одежду, а во-вторых, несмотря на все уверения Шульдиха, все еще не чувствовал себя вправе прикасаться к вещам хозяина без разрешения. Вместо этого он быстро прошмыгнул по коридору до двери ванной, резко захлопнул ее за собой, и, убедившись, что все в порядке и его никто не видел, приступил к действиям, предусмотренным его утренним распорядком. За все два года в Шварцах Наги ни разу не отклонился от последовательности действий, показанных ему Шульдихом в его первый день в команде – их постоянство давало мальчику почувствовать, что все в порядке, так, как и обычно, так, как и должно быть. Сначала он воспользовался туалетом, потом встал под душ, регулируя напор горячей и холодной воды до тех пор, пока не добился нужной температуры – горячая, даже слегка обжигающая – и встал под жесткие струи. Постояв некоторое время неподвижно под ощутимыми ударами воды, Наги неохотно отодвинулся и потянулся за мылом. Намыливался он тщательно, используя свою силу, чтобы дотянуться до тех мест на спине, куда не доставала рука. Однако по мере приближения к ногам движения мочалки замедлялись и окончательно замерли у паха, на что имелось достаточно ощутимая причина – Наги был возбужден, как и каждое утро в последнее время. Когда он в первый раз проснулся и обнаружил, что его бедра вымазаны чем-то липким, то едва не умер от стыда и ужаса перед Шульдихом. Потом тот все же сумел убедить мальчика, что это всего лишь часть процесса взросления – «мокрые сны», как называл их телепат, - однако сколь бы естественным все это ни было, такие сны каждый раз воспринимались Наги как постыдная катастрофа – его долго и жестоко учили никогда не кончать без разрешения и уж тем более НИКОГДА не стимулировать себя самому, даже случайно, и преодолеть то, что вдалбливалось день за днем в течение многих лет, мальчик, естественно, не мог. Однако с утренним душем все же надо было заканчивать, и Наги, прикусив губу и изо всех сил сражаясь со шквалом ощущений от мягкой пены, ласкающей чувствительною кожу, дрожащими руками намылился, смыл пену так быстро, как только мог, облегченно отдернул руки и снова встал под душ, тяжело дыша. Желание прикасаться к себе становилось все сильнее по мере того, как Наги рос – из того, что он читал сам, и того, что говорил ему Шульдих, мальчик знал, что это естественно, по научному называется «пубертат» и его тело сейчас управляется периодически выбрасываемыми в кровь гормонами. Но жизнь эти знания не облегчали. Умом Наги понимал, что Шульдиху нет никакого дела до того, что мальчик может потрогать себя и даже кончить от этого. Немец даже одобрил бы такое проявление инициативы. Но знать и верить – вещи разные; страх наказания все еще был силен в телекинетике, даже несмотря на два года в Шварц, в течение которых самое худшее, что с ним случалось – это пара легких шлепков по мягкому месту. В итоге мальчик так и не мог заставить себя сделать это, безмолвно страдая. Естественно, телепату он об этом не говорил никогда. Проблемы Наги с пробуждением из-за естественных потребностей тела, которые он не мог удовлетворить, были уж точно последним, в чем нуждался Шульдих: Наги, конечно, не посвящали во все подробности работы Шварц, но он знал, что Такатори очень мешает деятельность команды, называющей себя «Вайсс». Наги заочно уже столкнулся с одним из ее членов – Бомбейцем, - когда в Интернете остановил взлом системы Такатори, и Кроуфорд сказал, что скоро они встретятся с Вайссами вживую. Учитывая это, а также необходимость общения с помешанным, присланным Эссет, у Кроуфорда и Шульдиха было более чем достаточно проблем. О, конечно, Наги было тяжело. Шульдих довольно часто покидал их комнату поздно ночью, чтобы позаботиться о своих собственных потребностях, не желая беспокоить своего раба. Но чего он, по-видимому, не учитывал, так это того, что связь, установленная им между собой и Наги, не поддавалась полной блокировке. Телекинетик неминуемо просыпался, когда Шульдих выходил, и тихо мучался, чувствуя волны наслаждения, проходящие через его мозг, пока телепат подводил себя к разрядке. Пару раз мальчик не успевал остановиться и достигал пика вместе с хозяином, несмотря на все свои усилия. Слава богу, оба раза Шульдих решил, что это снова результат сна, и не сделал Наги замечания. Но телекинетику хотелось большего. Впервые в жизни он действительно хотел делать то, чему его обучали - он на самом деле желал доставить удовольствие Шульдиху. Инстинктивно Наги чувствовал, что с ним это не будет больно, как со всеми другими, что Шульдих будет заботиться о его удовольствии едва ли не больше, чем о своем собственном. Более того, он знал, что Шульдих тоже хочет его. Мальчик видел, как немец смотрит на него, когда думает, что Наги не замечает этого. Уж что-что, а распознавать желание мальчик умел – он достаточно был его объектом за свою жизнь. Казалось, их соединение было неизбежным – но что-то останавливало телепата: может быть, ответственность, или нежелание того, чтобы Наги смотрела на него как на всех своих предыдущих хозяев. Но должно же было быть что-то, что позволило бы Наги преодолеть решимость хозяина!
Джордано: Вымывшись, мальчик почистил зубы и причесался, сражаясь с темными вихрами до тех пор, пока они не приняли отдаленное подобие прически. Вряд ли оно удержится долго - когда Наги пользовался своей силой, вокруг него буквально трещали разряды статического электричества, от чего волосы становились дыбом, на корню уничтожая саму идею порядка, - однако каждое утро телекинетик упорно повторял процедуру. Это тоже входило в привычный распорядок. Закончив утреннюю программу по приведению себя в человеческий вид, Наги выглянул за дверь ванной, проверяя, нет ли в поле зрения Кроуфорда, и убедившись, что путь свободен, быстро прошмыгнул в «свою» комнату – ту, которую ему выделили в его первую ночь в этом доме – там все еще лежала большая часть его одежды и книг, стоял компьютер, но в «своей» постели мальчик не спал с первой же недели. Закрыв дверь, Наги автоматически оглядел комнату, проверяя, все ли на своих местах. Компьютер мигал красным, напоминая, что находится в режиме ожидания, чтобы никто вроде Бомбейца не мог взломать его, пока Наги нет. Корзина для грязного белья наполнилась доверху – завтра по расписанию намечался день стирки, и Наги велел себе не забыть отнести все это в подвал, переоборудованный в мини-прачечную. Стены его комнаты давным-давно перекрасили в светло-синий вместо безликого белого, покрывавшего их изначально, и кое-где повесили постеры – идея Шульдиха, решившего, что Наги так будет веселее. Убедившись, что комната в том же виде, в каком Наги ее оставил, мальчик подошел к шкафу и как обычно быстро оделся: натянул носки, боксеры и светлую хэбэшную футболку, которую носил под униформу, затем надел брюки и тунику с воротником-стойкой, в которой ходил большую часть времени. Конечно, у мальчика было достаточно вещей и других стилей, и других цветов, но эту светло-серую тунику, купленную для него Шульдихом, он любил больше всего. Когда он наконец оделся и его шрамы и ошейник скрылись под одеждой, Наги стал похож на обычного мальчика своего возраста. Взглянув в зеркало, чтобы проверить, все ли в порядке, он вышел из своей комнаты и направился на кухню готовить завтрак. Когда Наги вошел, Кроуфорд уже сидел за столом, потягивая кофе и читая утреннюю газету, как обычно, и мальчик застыл у порога, ожидая, не последует ли каких-нибудь приказов, но оракул молчал, продолжая читать, и, постояв так пару минут, телекинетик пожал плечами и тихо скользнул внутрь, направившись к шкафу для посуды. - Ты сегодня рано, - прокомментировал американец из-за его спины, и Наги нерешительно остановился и оглянулся через плечо, проверяя, действительно ли оракул расстроен тем, что ему испортили тихое утро чужим присутствием. - Нет, я не расстроен, - объяснил тот спокойно. – Это просто замечание. Наги глубоко вдохнул и заставил себя ответить. Он уже легко мог говорить с Шульдихом, но с другими людьми это требовало усилий, если не было дано хотя бы неявное позволение. - Я не мог больше спать, - коротко ответил он и снова повернулся к шкафу, вынимая все необходимое для приготовления оладий. - А, - в голосе Кроуфорда не слышалось раздражения, и Наги слегка расслабился. Американцу просто хотелось поговорить. Слегка необычно, но иногда случается, когда оракулу скучно. - Кстати, с днем рождения. Наги растерянно замер. День рождения? У него? - Да? – спросил он наконец, удивившись, что лидер это запомнил. - Да, - подтвердил оракул, переворачивая страницу. – Тебе сегодня исполнилось пятнадцать. Поздравляю. Наги не был уверен, что его есть с чем поздравлять - разве что с тем, что он прожил так долго… - Спасибо, - сухо ответил он и вернулся к готовке. Через некоторое время громкое шипение и аппетитный аромат пекущихся оладий привели на кухню и душераздирающе зевающего и одетого только в джинсы и бандану Шульдиха. - Йо! – сонно поприветствовал он всех и плюхнулся на свой стул, сразу же уронив голову на скрещенные руки. Кроуфорд благодарно кивнул, принимая из рук Наги новую чашку кофе, Шульдих также взял свою, быстро ее осушил и протянул для повторения. Наги послушно налил еще, и наконец проснувшийся Шульдих поблагодарил его, как обычно телепатически: «Спасибо, малыш. Не знаю, что бы я без тебя делал».- Умер бы с голоду, вероятнее всего, - ответил за Наги Кроуфорд, отвлекшись от свежих новостей и обведя свою команду внимательным взглядом поверх газеты. – Или зарос бы грязью. Он выполняет не только свои, но и твои обязанности. Вынырнув из чашки кофе, Шульдих уставился на лидера: - Я выполняю свои обязанности. …Ну, или по крайней мере, часть из них! К тому же ему нравится заботиться о нас. Да, малыш? Наги согласно кивнул, положив Шульдиху и Кроуфорду оладий и полив их сиропом перед тем, как сесть на свое место. - Мне нравится быть полезным, - тихо ответил он, и Шульдих, потянувшись, потрепал мальчика по волосам, сведя на нет все утренние труды с расческой, но Наги не расстроился – он любил, когда Шульдих прикасался к нему так, между делом – еще один маленький знак принятия со стороны телепата. Завтрак проходил как обычно – подначки Шульдиха в сторону начальства и поощрения в сторону Наги, ироничные замечания Кроуфорда, редкие реплики Наги – пока Шульдих не застыл на стуле с остановившимся взглядом. - Donnerwetter, лунатик снова с нами, - пожаловался он, принимаясь растирать виски так, будто у него разболелась голова. Зеленые глаза расфокусировано остановились на одной из стен, словно бы через нее глядя на восточную часть апартаментов, где располагались четыре спальни. – Напомни мне, пожалуйста, почему мы не можем просто по-тихому грохнуть его, а, Кроуфорд? Он меня с ума сводит, а пользы от него никакой, окромя вреда! - Его прислали Эссет, а значит, у них были на то причины. Если мы просто убьем его, Шульдих, это вызовет подозрения. Возможно, нас просто ликвидируют. Мы все еще не можем сердить Эссет. Пока не время. - Ладно, - устало махнул рукой немец, страдальчески закрывая глаза. - Но этому времени лучше наступить побыстрее, потому что я просто свихнусь, если проторчу в замкнутом пространстве с ним еще немного. Он же душевнобольной, Кроуфорд! - Вообще-то, этот диагноз ему и поставили, - ровно сообщил им до этого молчавший Наги. – Я видел его личное дело. Он сбежал из сверхсекретного института по исследованию мозга, убив всю охрану, всех докторов и больше половины пациентов. Вскоре после этого Эссет его и подобрали. Шульдих ошалело уставился на мальчика: - Твою мать! Ну уж нет! Кроуфорд, и что мы должны делать с этим психом?! Да он нас самих пришьет! А если мы возьмем его с собой на задание, то кому-то придется постоянно нянчится с ним, чтобы в итоге не обнаружить, что он охотится на нас! - Все будет работать так, как и должнО, Шульдих, - невозмутимо ответил Кроуфорд. – И нет, я не предвижу твоей психической болезни вследствие общения с Фарфарелло, так что не беспокойся. Просто держи свои щиты поднятыми, когда он рядом. Это заодно послужит тебе отличной тренировкой. Шульдих обматерил его по-немецки, что оракул, как всегда, проигнорировал, и на этом диалог исчерпался, так что остаток завтрака все доели в молчании. Закончив, Кроуфорд поднялся, и Наги поспешил убрать за ним посуду. Шульдих тоже встал, и сумрачно пробормотав: - Пойду, еще разочек успокою его. А потом я пойду в тренировочную и не выйду оттуда, пока он не вырубится! С той защитой, что на ней стоит, я по крайней мере не слышу его так четко, как обычно, - и вышел, сердито хмурясь. Кроуфорд вздохнул и тряхнул головой, отчего очки скатились с переносицы. Возвращая их на место, оракул повернулся и на пару секунд задержал руку на плече Наги, отчего тот замер – Кроуфорд никогда не касался его без причины. - Воспользуйся шансом, - загадочно сказал американец, остановившись у двери. – Я тебя уверяю, это значительно облегчит жизнь вам обоим. И вышел, громко сообщив так, чтобы слышно было и Шульдиху: - Я уеду на пару дней. Такатори хочет, чтобы я проверил наш офис в Киото. У вас ничего не должно случиться за это время, но я позвоню, если что-то увижу.
Джордано: - Ну, как обычно! – фыркнул Шульдих, когда входная дверь захлопнулась за Кроуфордом, и вошел на кухню, чтобы выбросить использованный шприц. На телепате была рубашка и пара старых кроссовок, внешний вид которых лишь с большой натяжкой можно было назвать приличным. – Он валит на пару деньков, а нам об этом и не надо знать до тех пор, пока он не выползет за порог. Вот преподам я ему как-нибудь урок, попомни мои слова – преподам! - Он это увидит, - напомнил ему Наги, следуя за Шульдихом в тренировочный зал, специально оборудованный для их нужд и включавший большое открытое пространство, покрытое матами, для боевых тренировок, тренажерный зал и маленькую закрытую комнатку со специальной ментальной защитой, где Наги мог тренировать свои телекинетические способности. Условием, правда, было наличие поблизости Кроуфорда или Шульдиха, чтобы присматривать за процессом, но Наги это вполне устраивало. Так что все то время, когда Шульдих прятался тут, пока Фарфарелло не засыпал, подходило для тренировок телекинетика. - Тебя просто бесит, что ты не можешь его читать, - добавил мальчик, хорошо знавший настоящую причину злости телепата. - И это тоже, - согласился Шульдих, облегченно вздохнув, когда дверь за ними захлопнулась, и продолжил, плюхаясь в одно из кресел, стоящих по периметру: – Однажды я его застану врасплох. Абсолютно непогрешимых не бывает. - Но он к этому очень близок, - заметил Наги, осмеливаясь во второй раз возразить хозяину. Он уже усвоил, что Шульдиху доставляет удовольствие, когда его саб спорит с ним, причем вслух, поскольку вокруг них обычно находилось слишком мало людей, с которыми телепат мог поговорить, а дух противоречия родился раньше него самого. Это стоило Наги серьезных усилий, но постепенно он научился действительно обсуждать что-то с Шульдихом, не соглашаясь постоянно с тем, что тот говорит. – Тем более, что ты знаешь, он всегда по два, а то и три раза проверяет все, что ты собираешься делать – на всякий случай. Шульдих тихо рассмеялся, оперся рукой на стол и положил на нее голову. - Валяй, тренируй силушку, - сообщил он, полузакрыв глаза. - Я слежу. - Только убедись, что не уснешь, - нежно откликнулся Наги и для начала передвинул пару специально поставленных здесь для него тяжелых вещей. Он любил использовать свою силу, любил то ощущение власти и могущества, которое давала ему возможность передвигать предметы намного больше, чем его собственный вес, одним усилием разума. Воздух вокруг него трещал, взлохмачивая волосы и приводя в беспорядок одежду, но Наги наслаждался этим, напоминая себе, что благодаря своему дару никогда больше не будет уязвимым для тех хищников, которые преследовали его всю жизнь. Конечно, сможет ли он психологически отказать им, другой вопрос, но теперь Наги точно знал, что, по крайней мере, физически его точно никогда больше не вернут в рабство. Телекинетик пока так и не выяснил предела своих способностей. Он уставал, когда долго пользовался силой, но не чувствовал никаких ограничений по весу передвигаемых предметов или по дальности передвижения. Когда Наги расстраивался или злился, он мог перестать контролировать дар, но его силы, судя по всему, росли в геометрической прогрессии. И он все еще развивался, а его способности должны были постоянно увеличиваться по мере взросления – Кроуфорд сказал, что когда у Наги закончится пубертатный возраст, годам к 17-18, его силы выйдут за рамки уровней. Мысль ошеломляла – если они таковы сейчас, то каков же будет его дар через три года?! Конечно, была и своя плата. Наги перестал расти и был уверен, что в дальнейшем ничего не изменится – он так и останется стройным и хрупким физически, в обмен на необычайную ментальную силу. Но эту цену Наги принял с радостью – он никогда не хотел быть похожим на тех громил, которых нанимали в качестве обычных «телохранителей», и был совершенно доволен ролью «странного малыша-хакера». Такатори, правда, высказывал сомнения в способности Наги его хоть как-нибудь защитить, однако после пары демонстраций хакерских талантов мальчика и, главное, его умения держать других хакеров на расстоянии от системы Такатори, с радостью согласился перечислять Кроуфорду те суммы, которые тот назвал в качестве платы за их услуги. Наличие собственных денег казалось Наги достаточно странной идеей – раньше у него их никогда не было, и теперь он просто позволял Шульдиху распоряжаться своими счетами, не вмешиваясь, исключая только случаи, когда что-то требовалось для его компьютера. Шульдих же очень похожим образом поместил – а по сути, сбагрил – большую часть своих и Наги накоплений на счет в швейцарском банке, после того, как Кроуфорд однажды напомнил, что они не будут работать на Такатори вечно и стоит приготовиться к тому времени, когда они избавятся и от Эссет. Наги как раз играл с десятком ножей, отправляя их в разные мишени, развешенные по всей комнате, и пытаясь проделать этот фокус с ними со всем одновременно, когда Шульдих внезапно поднялся и направился к двери. - Телефон, - объяснил он, когда Наги позволил всем ножам упасть на стол в середине. Красный огонек над дверью медленно мигал, сообщая, что кто-то хочет связаться с ними по основой линии. Пытаться отвечать отсюда было бесполезно – защита глушила любую электронику. – Такатори наверное.
Джордано: Наги кивнул и вышел вслед за ним, но телефон уже замолчал. Шульдих оперся на стену, ожидая, когда перезвонят, и буквально через пару секунд аппарат пронзительно заверещал, сообщая, что желание их услышать у Такатори не прошло. Наги знал, что Шульдих страстно ненавидит их работодателя – за что-то, что тот сделал с ним, когда телепат еще был его рабом. - Шульдих, - немец отвечал лениво, с отчетливо различимой усмешкой. – О, Такатори-сан! Конечно, мы свободны. Для чего мы вам нужны? Однако по мере того, как Такатори что-то отвечал, ухмылка Шульдиха медленно блекла, и Наги уловил отзвуки отвращения, просочившиеся через их ментальную связь. - Сегодня вечером? Да без проблем. Мы встретим вас на парковке, как обычно. Положив трубку, Шульдих посмотрел на мальчика. - Сегодня вечеринка, Liebe. Только ты и я. Я НИ ЗА ЧТО не потащу лунатика на такое сборище! Наги согласно кивнул, с дрожью представив орудующего ножом психа в БДСМ-ном окружении. Конечно, если подумать, тому бы это понравилось, но невозможно предсказать, какой вред может нанести ирландец, а если они сосредоточатся на том, чтобы удерживать его, что-нибудь плохое может случиться с Такатори. Никто, включая их самих, не будет горевать, если с политиком что-то произойдет – и уж в особенности если это «что-то» будет необратимым, - но они должны присутствовать там, как телохранители, а это уже касается вопросов профессиональной гордости и, что важнее, репутации. - Вечером, - согласился Наги, мысленно готовя себя к тому, что всю ночь он будет объектом приставаний и рукоблудия богатых извращенцев. Ночь обещала быть долгой… *** Наги отчаянно сопротивлялся желанию одернуть подол виниловой юбочки, в которую был наряжен, отлично понимая, что это совершенно бесполезно, как и любое сопротивление. В качестве телохранителей Такатори они были обязаны находиться при нем постоянно, и Наги знал, что политик будет глазеть на него всю ночь. Сейчас был один из тех случаев, когда они оставались с Такатори один на один, без Кроуфорда, стоящего за спиной. Конечно, Такатори почувствовал определенное уважение к Шульдиху после кровавой схватки, в которой тот выиграл свою свободу и Наги, и от определенных вещей это их защищало. Однако сейчас Такатори был совершенно пьян и, кажется, полностью забыл о своем обещании Кроуфорду держать руки подальше от своих бывших рабов. Мальчик едва сдержал дрожь отвращения, когда жирная лапа ущипнула его за задницу через винил, и сразу же увидел, как телепат бросил на их работодателя мрачный взгляд. Через ментальную связь с Наги телепат мог отчетливо ощущать его дискомфорт, а без Кроуфорда, напоминающего о необходимости держать в узде свой темперамент, Шульдих вышел из себя мгновенно. - При всем уважении, СЭР, - глухо проговорил он, наклоняясь к политику, - Я был бы очень благодарен, если бы вы УБРАЛИ руки от моего раба. У вас есть договоренность с Кроуфордом, и то, что его самого здесь нет, ее не отменяет. Я думаю, он не обрадуется, узнав, что вы ее нарушили, когда вернется. Такатори нахмурился: - Я не сделал мальчику ничего плохого. Тебе стоит поучиться владеть собой, Шульдих. - Держитесь подальше от Liebchen, и я буду владеть собой. Он МОЙ, смиритесь с этим. С этими словами Шульдих схватил Наги за руку и отодвинул от Такатори на пару шагов. Мальчик даже испугался, почувствовав ярость и отвращение телепата. «Ты тут ни при чем, Liebe, не переживай из-за этого, - как-то отрывисто объяснил ему немец, - Я весь вечер стою слишком близко к нему, и это меня бесит». «Может быть, нам стоит держаться немного подальше? - нерешительно предложил Наги. – Мы же все равно вдвоем сможем остановить любое нападение, даже не используя силу».«Хорошая идея», - согласился Шульдих, коротко поклонился группе, в которой они стояли до этого, и отошел. Наги последовал за ним, держась слева и чуть позади. Когда расстояние между ними и Такатори увеличилось достаточно для того, чтобы Шульдих не ощущал постоянное присутствие сознания пьяного политика, телепат оперся о стену и вслух скучающим голосом приказал: - Принеси мне выпить, Liebchen. Тридцать секунд. Наги бросился выполнять, пробираясь сквозь толпу к бару неподалеку и считая секунды. Народу было много, и еще несколько сабов с тем же лимитом времени пытались добиться внимания со стороны бармена. «Что ты хочешь?» - спросил мальчик, добравшись наконец до барной стойки. «Хочу – виски с содовой. А буду колу, – тоскливо откликнулся Шульдих. – Напьюсь – не удержу щиты».Наги попытался привлечь внимание бармена, но со своим хрупким телосложением и скромными манерами просто затерялся в толпе. «Двадцать секунд,» - предупредил его телепат, и Наги почувствовал, как сжало грудь. Он попробовал было использовать свою силу, чтобы хоть немного расчистить себе путь, но понял, что такое дурацкое использование дара разозлит Шульдих гораздо больше, чем опоздание с выпивкой. «Пятнадцать секунд». В отчаянии Наги попробовал протолкнуться между двумя сабами, стоящими перед ним, и это сработало. Крепкий мускулистый бармен глянул на него сверху вниз, усмехаясь: - Чего тебе, малыш? – отлично зная, что Наги не может ответить без позволения. Телекинетик молча указал на то, что приказал принести хозяин, и, дожидаясь, уставился в зеркало, висящее на стене за стойкой, наблюдая, как мужчина повернулся, чтобы наполнить стакан. Именно поэтому мальчик и заметил, как тот, уже налив колы, быстрым движением бросил в нее пару крошечных таблеток. Еле заметно напрягшись, Наги заставил таблетки остановиться за пару миллиметров до поверхности жидкости, и, когда бармен отвлекся, отодвинул их, позволив упасть на пол. Потом принял протянутый стакан и, отвернувшись, быстрым шагом направился обратно к Шульдиху. «Он пытался что-то добавить в напиток, - сообщил он телепату, как только немного приблизился. – Если он пытался убрать с дороги нас, значит, он метит в Такатори?» Быстро просканировав мозг бармена, Шульдих зло рассмеялся: «Не-е, это один из моих соперничков ему заплатил, чтобы точно знать, что я напьюсь. Некоторые считают, что если я буду пьян, меня легко будет победить. Я удивлен, что кто-то решился после той драки… А-а, да он сам пьян в дым, тогда понятно. Восемь секунд, поторопись, Liebe». Наги попробовал ускорить шаг, но тут на его пути остановились два Дома, о чем-то разговаривая, и он испуганно замер. С этого расстояния он уже мог слышать, как Шульдих считает вслух. Пять. Отчаянно ища просвет в толпе, Наги сумел продвинуться чуть дальше только на «три». Люди вокруг сдавливали, и телекинетик осторожно использовал свою силу, чтобы двигаться. Две секунды, но и он в паре шагов от хозяина. У него получится! Однако в тот самый момент, когда Наги приготовился уже вздохнуть с облегчением, кто-то из окружающих выставил пред собой ногу, и бедный мальчишка, зацепившись, полетел на жесткий мраморный пол. Единственной его мыслью было сберечь стакан, и Наги инстинктивно, даже не подумав о том, что это могут заметить, удержал его при помощи телекинеза. В итоге из стакана не выплеснулось ни капли и он оказался бережно зажат в ладонях лежащего лицом вниз у ног Шульдиха телекинетика. Но поздно. Шульдих нахмурился, оглядываясь вокруг. «Споткнулся? - спросил он, глазами отыскивая виновника неудачи Наги. – Я не заметил… Но, думаю, этот не нарочно, просто случайность. Черт!» Вслух же приказал: - На колени, Liebe.
Джордано: Несчастный Наги подчинился, согнувшись в поклоне и протягивая хозяину многострадальный стакан. Шульдих взял его, покачав головой: - Хорошо, но ты опоздал. За мной. Затем развернулся и пошел, а Наги последовал за ним на четвереньках, низко наклонив голову от стыда. Было это случайностью или нет, Наги не выполнил приказ хозяина, и от мысли об этом и ужаса перед наказанием, которое Шульдих выберет для такого проступка, все внутри у Наги помертвело. «Я не сержусь, успокойся! – мягко пожурил его Шульдих, позволяя глубже проникнуть в свои эмоции. Наги почувствовал нежное прикосновение и волну теплого принятия. – Разве я когда-нибудь причинил тебе вред во время наказания? Я имею в виду настоящий вред». «Н-нет, - ответил мальчик, даже мысленно слегка заикаясь от страха. – Никогда». «И начинать не собираюсь. Это только для шоу – расслабься!»Добравшись до «игровой зоны» - десятка квадратов три на три метра, огороженных невысокими колышками, между которыми были протянуты цепи, а внутри стояло любое оборудование и лежали любые девайсы, способные заинтересовать Дома, - Шульдих и Наги вошли внутрь одного из них. До этого все места были заняты, однако, пока они добирались, одна из компаний, повинуясь внушению Шульдиха, закончила быстрее, и Шварцы заняли освободившуюся площадку. - Вставай! – приказал Шульдих, и мальчик выпрямился на дрожащих ногах, чтобы подойти к указанному хозяином оборудованию. Оно представляло собой простой деревянный остов со свободно вращающимся крюком в центре верхней перекладины. К крюку крепились ремни, которыми можно было легко зафиксировать руки или даже ноги, и хитрая система позволяла этот крюк поднимать и опускать на достаточную высоту. Наги, слабо дрожа, замер рядом с установкой, в то время как Шульдих ослабил цепь крепления и принялся медленно опускать перекладину с крюком вниз. Наконец немец, удовлетворившись результатом, кивнул, и мальчик сделал шаг вперед, останавливаясь в центре конструкции. Он сам поднял руки и послушно стоял так, пока Шульдих не застегнул ремни на его запястьях, стягивая их вместе над головой. Убедившись, что руки саба надежно зафиксированы, немец потянул цепь, возвращая перекладину в прежнее положение, и Наги вынужден был встать на цыпочки. В итоге он оказался подвешен за руки так, что касался пола самыми кончиками пальцев на ногах. Наклонившись, Шульдих застегнул специальные ремни и на лодыжках мальчика. - Стой так! – приказал телепат, и Наги пришлось использовать свою силу, чтобы замереть неподвижно – в этот момент он ненавидел себя за то, что не смог сдержать дрожи. Вытащив из-за голенища шестидюймовый нож, Шульдих медленно подцепил серебристую ажурную ткань рубашки Наги у ворота и внезапным резким движением разрезал материю по плечевому шву. Потом повторил ту же операцию на другом плече, вспорол боковой шов и позволил ткани свободно упасть вниз, обнажая грудь и спину мальчика. Наги услышал пару тихих восклицаний, когда открылись его шрамы, но удивлялись, судя по всему, новички в Теме. Краем глаза он заметил Такатори и его приятелей, их рабы сгрудились рядом жалкой кучкой, с колен наблюдая за экзекуцией, и сердце Наги буквально зашлось от радости, что он принадлежит Шульдиху, а не кому-то из этой стаи. - Можешь двигаться и кричать, но ты должен постоянно находиться спиной ко мне, - предупредил его Шульдих, вслух для пущего эффекта. Мальчик напрягся, схватившись руками за держащие их ремни и балансируя на носочках. Телепат сделал пару шагов, переместившись за спину Наги, выбрал что-то из того арсенала шлепалок, плетей и хлыстов, в изобилии предоставленных для любых потребностей Домов, и принял удобную стойку. На первом ударе Наги вскрикнул, но скорее потому, что это было необходимым элементом шоу, чем потому, что действительно почувствовал боль. Шульдих выбрал плеть, хвост которой состоял из сотни сплетенных вместе мягких шелковых полосок – при ударе она лишь слегка обжигала. Следующий удар оказался чуть сильнее, но и его тоже хватило только на то, чтобы слегка разогреть кожу. Наги попытался увернуться – крюк, на котором держались ремни, своим свободным креплением позволял это, но не давал ни единой возможности действительно избежать мерно сыплющихся ударов. Но каждый следующий был лишь немногим сильнее, и это заставляло Наги отчаянно желать почувствовать настоящую силу ударов Шульдиха. Телекинетик буквально ощущал, как его кровь наполняется эндорфинами, а член напрягается, заставляя ощущать, насколько тесна та конструкция из кожаных ремней и застежек, которая надета под его юбочкой. С юного возраста обученный принимать боль с наслаждением, Наги и теперь реагировал на удары единственным доступным его переполненному гормонами телу способом. Его вскрики уже гораздо больше походили на стоны, а щеки горели. Из толпы, собравшейся вокруг, раздавался одобрительный шепот, и от радостного изумления Наги краснел еще больше. Еще один удар, и еще один – Наги охотно погружался в волны боли, наслаждаясь искусством, с которым Шульдих использовал плеть. Со всеми предыдущими хозяевами мальчик боялся наказаний, потому что они всегда были жестоки – даже если вся провинность заключалась в секундном опоздании; однако Шульдих не только сам когда-то был рабом – он к тому же могу чувствовать все то же, что чувствует его саб, через созданный им самим ментальный канал. Шу всегда знал, когда нужно остановиться, убавить силу, он знал, как наносить удары так, чтобы причинять боль, не причиняя вреда. За все два года он не оставил не единого шрама на теле Наги, и постепенно телекинетик начал даже ожидать таких моментов, как сегодняшнее наказание, уже не опасаясь, что Шульдих на самом деле может быть зол на него. Наги дышал в ритме падающих на него ударов, его сердце билось в этом ритме. До Шульдиха мальчик даже не подозревал, что наказание может быть таким. Что оно может приносить столько покоя и чувства завершенности, правильности происходящего в нем самом и во вселенной вокруг. И все это ему дарил его хозяин, позволяя боли придать форму его жизни и его миру. Адреналин пульсировал в его теле, превращая каждый взрыв боли в горячую волну удовольствия, которая огнем прокатывалась по венам. Наги лихорадочно выгибался в путах, чувствуя, как его член твердеет все больше, натягивая ремни, и при каждом движении трется о гладкую ткань юбочки, оставляя на ней влажные пятна. Наслаждение растекалось где-то внизу живота, непреодолимо требуя выхода. Скоро Наги уже задыхался, отчаянно пытаясь сохранить самоконтроль. Это было хуже, чем утренние пробуждения, гораздо хуже, чем сны; даже хуже, чем те ночи, когда Шульдих уходил, чтобы дать себе разрядку, и оставлял Наги молча корчиться на постели в мучительных попытках овладеть собой. Он ДОЛЖЕН был сдержаться, должен был удержать оргазм, потому что ему не давали разрешения кончить! Но корчащийся от распирающего желания и пребывающий где-то на самой границе рая Наги не знал, как долго еще сможет сдерживаться, если Шульдих продолжит…
Джордано: «Ох…, - мысли путались, каждый удар подталкивал его все ближе к краю, пока мальчик совсем не обезумел от мучительной пытки запретным желанием. – Шу… Ох, Шу… Я… Я не могу… Боги, Шу, пожалуйста!... Хватит!.. Шу, пожалуйста, хватит!» Он услышал мысленное проклятие Шульдиха, когда тот резко замер, остановившись на половине замаха, и шелковый хвост плетки лишь коснулся его сверхчувствительной сейчас спины, заставив Наги в очередной раз вздрогнуть и как-то жалостливо мяукнуть. Глотая льющиеся по щекам слезы, телекинетик обвис в ремнях, глубоко дыша и пытаясь вспомнить, испытывал ли он когда-нибудь настолько ошеломляющие эмоции. « Черт, Liebe, ты как? – в мысленном вопросе Наги услышал то, что мог бы не различить в заданном вслух – настоящее участие, беспокойство, тревогу, - и это наполнило его изнутри теплой радостью и облегчением. – Прости, маленький, я отключился…» «Нет, все хорошо! – мальчик поспешил успокоить хозяина, все еще безвольно покачиваясь на обхватывающих его запястья цепях, рвано дыша и давясь всхлипами. Он видел, как, повинуясь мысленному указанию Шульдиха, все зрители резко потеряли к ним интерес и разбрелись в поисках других зрелищ. Когда последний из них отошел, Шульдих быстро освободил Наги и бережно поднял на руки. Мальчика все еще трясло, но он попробовал овладеть собой, чтобы не тревожить хозяина. «Больно? - спросил Шульдих, осторожно водя кончиками пальцев по спине Наги в поисках любых возможных повреждений, и это снова заставило телекинетика вскрикнуть, вцепившись в рубашку Шу, потому что все еще очень чувствительная кожа реагировала на любые, даже самые невесомые прикосновения. – Боже, прости!» «Нет, было чудесно! – перебил его Наги, вырвавшись и сам обняв телепата за шею. - Было замечательно. Просто я... Я уже не мог себя контролировать, - мучительно продолжил он, низко наклонив голову. – Прости… Но я, честное слово, постараюсь в следующий раз! Я очень постараюсь!» Терпеливо дослушав, Шульдих приподнял бровь: «Что значит, «не мог себя контролировать»?», - и прежде, чем Наги успел сформулировать ответ, мягко проник в его мозг, отыскивая нужную информацию сам. И сразу же отдернулся, ошеломленно уставившись на мальчика: «Ты пытаешься мне сказать, что тебе это ДЕЙСТВИТЕЛЬНО нравится?!» Наги слабо кивнул, чувствуя, как краска заливает лицо – только что Шульдих узнал его постыдную тайну, которую телекинетик так старался скрыть. «Но я думал… mein Gott , но ты же всегда так боялся наказания!» «Я и сейчас боюсь, что могу разозлить тебя по-настоящему, – дрожь постепенно ослабевала, Наги успокаивался, позволяя себе погрузиться в то ощущение безопасности, которое дарили обнимавшие его руки. – Боюсь, что ты накажешь меня так же, как и ОНИ… Но ты никогда… С тобой это всегда так… так…» Мальчик не смог подобрать слов, чтобы описать то чувство покоя, которое снизошло на него во время наказания, поэтому просто спроецировал свои воспоминания прямо в мозг Шульдиха. В ответ тот обнял его еще крепче, а потом бережно поставил на ноги: «Стоять можешь?» «Вроде бы», - откликнулся Наги, чувствуя, что коленки все еще трясутся. «Вот и ладушки. Тогда мы отсюда линяем – тебе, кажется, на сегодня уже хватит», - Шульдих быстро пошел в ту сторону, где Такатори с компанией наблюдали за наказанием другого саба, и телекинетик автоматически потянулся за ним, сконфуженно бормоча: «Но Такатори еще не собирается уходить. Он же еще ничего не сделал сам», на что Шульдих ядовито отмахнулся: «А он вспомнил о важном деле, которое не успел закончить», и Наги еле удержал смешок. Когда они добрались до политика, тот как раз начал оглядываться вокруг. - О, Шульдих, - как-то растерянно заговорил он. – Я как раз вспомнил, что до завтра должен закончить одно срочное дело. Я, правда, не помню, какое именно, но оно точно должно быть сделано сегодня, поэтому я ухожу. Я позвоню вам, когда вы понадобитесь мне снова. - Конечно, Такатори-сама, - спокойно ответил Шульдих, виртуозно добавив в голос крупицу скрытого разочарования, и только воспитываемый в течение более чем десяти лет самоконтроль позволил Наги не улыбнуться. Дорожку перед домом и стоянку они миновали в молчании. Шульдих выглядел поглощенным какими-то своими мыслями, и Наги тихо скользнул на любимое место у окошка их красного спортивного автомобиля. Немец ментально закрылся от него, но мальчик был этому даже рад – у него оставалось время, чтобы подумать. Наги не знал, как Шульдих отреагирует на то, что его раб на самом деле наслаждается такими наказаниями. Он знал, что телепат и сам некоторое время был рабом и ненавидит этот свой опыт со всей страстью. Почувствует ли он отвращение теперь? Откажется ли он быть его Домом после такого открытия? Эта внезапная мысль потрясла Наги до глубины души – неужели он потеряет лучшего хозяина, который у него когда-либо был?! И если Шульдих откажется от него, захочет ли вернуть его Такатори?! А вдруг… - Эгей! – окликнул его Шульдих вслух и ощутимо тряхнул за плечо, чтобы вырвать из мысленного лабиринта ужасов. – Я не собираюсь выгонять тебя, слышишь? И я не расстроен, тем более не злюсь. Я просто удивлен. Мне всегда казалось, что ты ненавидишь такие вечеринки и все, с ними связанное. - Я… не ненавижу, - признался Наги, говоря медленно и тщательно подбирая слова. – Я ненавижу Такатори и таких, как он. Но там же не все плохие. И мне нравится быть твоим, нравится, когда мной восхищаются, потому что я хороший саб. Внезапно Наги отпрянул и закрыл лицо руками: - Я знаю, ты ненавидишь эти вечера и тебе отвратительно быть Домом… - А можно узнать, с чего это ты так решил? – перебил его Шульдих, откровенно веселясь. – Малыш, я обожаю играть с человеческими мозгами, и ты это отлично знаешь. А все это доминирование-подчинение – это же просто другой вариант контроля. И я хотел предложить сходить на пару вечеринок, где Такатори не бывает по причине их излишней «мягкости», но думал, что тебе и так тяжело, чтобы тащиться еще куда-то. Наги попытался скрыть ту волну радости, которая захлестнула его, когда он это услышал, но отчаянная надежда все равно отчетливо послышалась в голосе: - Это правда? И ты не передумаешь? - Ну, по крайней мере, точно не собираюсь, - усмехнулся Шульдих, заруливая в подземный гараж небоскреба Такатори. – «И, думаю, тебе будет полезно увидеть сабов, которых держат не по принуждению, и Домов, которые не получают удовольствия, на самом деле издеваясь над своими рабами».Последнее Шульдих добавил мысленно, потому что они уже вышли из машины, чтобы проводить Такатори до лифта. Наги думал об этом все то время, что лифт поднимался до их собственного этажа, однако, как только они вышли, Шульдих напрягся, и все посторонние мысли испарились из головы телекинетика, потому что он и сам услышал грохот из тренажерного зала. - Лунатик сбежал, - выплюнул Шульдих, бросаясь в сторону тренировочных, и Наги последовал за ним. – Вот как он смог это сделать, привязанный, из запертой, просматриваемой комнаты с решетками?! - Веревки и ремни не проблема, если ты можешь запросто выворачивать конечности из суставов – он же не чувствует боли. А запертая и просматриваемая… Кто его знает?... Может, у него латентные телекинетические или телепортационные способности? Сбежал же он как-то из сверхсекретного института…
Джордано: Дверь в тренажерный зал была приоткрыта, Шульдих резко толкнул ее, распахивая полностью, и на секунду замер, ослепленный мигающим светом, вспышки которого осветили сгорбленную фигуру ирландца. Их новый коллега успел где-то раздобыть нож, и теперь расписывал стены какими-то непонятными узорами, вместо краски используя свою кровь и что-то невнятно бормоча про себя. Наги неплохо говорил по-английски, однако акцент одноглазого не позволял разобрать ничего, кроме отрывочных «Бог», «плач» и «боль». Активизировав свою силу, телекинетик накрыл ирландца невидимым колпаком и обездвижил прежде, чем тот успел нанести себе еще одну рану. Взвизгнув от ярости, Фарфарелло забился в путах, однако Наги держал крепко. - А теперь тебе пора вернуться в свою комнату, - спокойно сказал он и, повернувшись, направился в сторону спален, таща спутанного психа за собой. Шульдих вышел еще раньше, чтобы открыть перед ними все двери и подготовить «тюрьму» ирландца. - Погоди-ка, - остановил он Наги у дверей комнаты Фарфарелло, войдя с наполненным шприцом, быстро ввел его содержимое в вену сумасшедшего и кивнул мальчику на кровать, показывая, куда свалить ношу, и наклонился над спеленатым ирландцем. - Вот так вот! – мстительно выдохнул телепат, застегнув последний ремень из тех, которыми Фарфарелло пристегивали к кровати. – Это удержит его на ночь. Надо было проверить все перед уходом – слава богу, что сегодня мы вернулись раньше. Пошли, малыш. Наги послушно последовал за Шульдихом в их комнату, бережно подбирая и вешая в шкаф все детали их «БДСМ-ного» облачения, которые немец снимал с себя и беззаботно кидал прямо на пол. Но прежде, чем избавиться и от кожаных брюк, он замер, пристально глядя мальчику в глаза. Наги тоже замер, напряженно стараясь не отвести глаз. - Тебе действительно нравится помогать мне? – спросил немец внезапно, заставив Наги вздрогнуть. – Я про то, что утром сказал Кроуфорд про обязанности. Тебя это напрягает? Телекинетик помотал головой, зная, что Шульдих и так телепатически прочтет его ответ: - Нет. Мне НРАВИТСЯ быть вам полезным. Это лучшее, что я могу для вас сделать. Еще пару секунд поглядев мальчику в глаза, Шульдих вздохнул и опустился на край кровати, позволив Наги убрать в шкаф и брюки. - Ладно, но я тоже постараюсь делать побольше, - пробормотал он, скользнув под прохладную простынь. Наги поспешно избавился от оставшейся на нем самом одежды и тоже нырнул в постель, почувствовав, как его сразу же обняли сильные руки. - Сладких снов, Liebe. - Спокойной ночи, Шу, - пробормотал он в ответ, засыпая под звуки дыхания мужчины и с самым лучшим в мире ощущением того, что он любим. ***
Джордано: Проснулся Наги внезапно и первым же движением вытянул руку, чтобы нащупать теплое тело рядом, однако в постели кроме него никого не было, и мальчик понял, что разбудил его скрип двери, а Шульдих снова ушел. Часы на прикроватной тумбочке показывали полночь, а это означало только одно – немца снова позвали потребности его тела и сейчас он в комнате напротив. Быстро выпутавшись из простыни, Наги перевернулся на спину – только так у него оставался хоть какой-то шанс удержаться от того, чтобы кончить без позволения. Однако учитывая все то, что произошло сегодняшним вечером, и то, как близко он подошел к грани, мальчик очень сомневался в своей способности сдержаться. Чтобы подтолкнуть его к оргазму, требовалось совсем немного, и он уже чувствовал первые ростки удовольствия, змеящиеся по его венам. Наги прикусил губу, постаравшись сосредоточиться на этой маленькой боли и отвлечься от накатывавших волн наслаждения, однако это не помогало, а только напоминало о легком жжении на коже спины и о том, как он извивался от наслаждения под ударами Шульдиха. В отчаянии мальчик тихо застонал и зажмурился, из последних сил пытаясь взять себя в руки. Ему было плохо, совсем плохо, но тем непонятнее то, что думал он при этом не о себе и даже не о Шульдихе – посреди всей этой пытки в голову Наги внезапно пришла мысль о непонятных словах Кроуфорда. «Используй свой шанс, - сказал ему оракул утром. – Это облегчит жизнь вам обоим». Наги никогда не забывал слов Кроуфорда – нельзя игнорировать оракула, когда тот решает дать тебе совет, - однако эти он выкинул из головы до тех пор, пока не будет готов их понять. Но они точно касались чего-то, что должно произойти в ближайшие два дня, иначе Кроуфорд подождал бы до своего возвращения, чтобы убедиться, что ничего не изменится – ведь будущее тоже неустойчиво. А что, если… Если оракул знает, что происходит, если он каким-то образом знает о том, что каждый раз, лежа в пустой постели, пока Шульдих удовлетворяет себя, Наги безумно хочет только одного – пойти к нему и просить не мучить больше их обоих? Ведь мальчик знает, что Шульдих хочет его – видит по его глазам, знает из его снов, что может урывками видеть, когда они спят вместе. Но знает он и то, что Шульдих до последнего будет держать себя в руках и никогда не сделает первого шага сам, потому что слишком боится причинить Наги боль, слишком не хочет походить на его прежних хозяев-ублюдков. Наги знает и о своих желаниях – его тело говорит об этом предельно ясно. Он любит Шульдиха, преклоняется перед ним и хочет доставлять ему удовольствие и принимать от него все, что тот захочет ему дать. Но получится ли у него убедить телепата в том, что если вся эта пытка желанием и страхом признания не закончится, мальчик снова вернется в свое прежнее безвольное состояние? Хватит ли у него сил, чтобы сейчас подняться и пойти в другую комнату, где Шульдих ласкает себя, думая о нем? Сможет ли он приняться такое решение сам, против своей природы и решения хозяина? Это было самым сложным из всего того, что Наги когда-либо в жизни приходилось делать. Мальчик застонал, когда его прошил новый спазм удовольствия, и вскочил на ноги прежде, чем успел понять, что делает. Трясясь от страха, Наги заставил себя сделать шаг, потом еще один и еще один, из последних сил игнорируя ту часть собственного сознания, которая вопила от страха и умоляла вернуться в постель. К конце концов, Кроуфорд не сказал бы ему использовать шанс, если бы могло случится что-то плохое?... Но, конечно, Кроуфорд мог иметь в виду и что-то другое… Вздрогнув, Наги замер у двери, уже взявшись за ручку. А что, если он все не так понял, и оракул говорил про что-то другое?... Если… Прижавшись лбом к деревянной двери, мальчик застыл, пытаясь привести мысли в порядок. Шульдих настолько погружен в свое удовольствие, что вряд ли замечает что-то из происходящего вокруг, но если он вдруг почувствует, что творится у Наги в голове, он обязательно придет узнать, что же настолько расстроило его раба. Так или иначе, нужно было принимать решение. Постояв так еще несколько секунд, телекинетик выпрямился и толкнул дверь, выходя в коридор. От страха и напряжения у него тряслись коленки и стучали зубы, но мальчик снова и снова повторял себе, что Шульдих никогда не обижал и не обидит его. Даже если он и откажет, Шульдих обязательно будет горд тем, какое серьезное решение мальчик сумел принять сам. Только бы дойти… Как получилось, что пара шагов между их спальнями превратилась в милю? Руки Наги настолько вспотели и так тряслись, что, даже добравшись до нужной двери, он не сразу смог ухватиться за ручку. Собравшись изо всех сил, он заставил себя сконцентрироваться и своей силой, раз конечности отказывались служить, тихо распахнул дверь. И мгновенно задохнулся от представшей его глазам картины – нагой Шульдих раскинулся на его постели, выгнувшись дугой и толкаясь возбужденным членом в собственную руку. - Ш.. Шу? – мяукнул Наги, заикаясь, и телепат удивленно вздрогнул, резко выпрямившись и уставившись на замершего у двери мальчика. Судя по всему, телекинетик поймал его у самого пика, и радостным немец не выглядел. Все внутри у Наги сжалось от страха. - Schist, - ругнулся Шульдих, проводя рукой по лбу, чтобы стереть выступивший там пот. – Что случилось, Liebe? Что-то не так?
Джордано: Теперь, когда вся ситуация достигла кульминации, Наги почувствовал, что мужество оставило его. - Я…, - он весь сжался, заставив себя сделать шаг вперед. – Я хочу… Но не смог сказать этого вслух, и просто из последних сил телепатически послал Шульдиху все свои эмоции, всю свою многодневную муку не проходящим и не находящим выхода желанием и страхом. - Gebieter, пожалуйста! – с мольбой произнес он, не осознавая, что назвал Шульдиха именем, которое раньше использовал только на БДСМ-сборищах. Телепат изумленно смотрел на него с кровати, впитывая все то, что выплеснул на него Наги, и пытаясь это осознать. - Наги, ты… Gott! Ты не понимаешь, о чем просишь! - Понимаю! – вскрикнул тот, делая еще пару шагов вперед, и упал у кровати, пряча лицо у Шульдиха в коленях. Телепат успокоительно провел по его волосам, и только тогда мальчик понял, что все это время плакал. Но он уже зашел слишком далеко и не мог остановиться сейчас. - Пожалуйста, ты нужен мне! – прошептал он, давясь слезами. – Я очень старался быть хорошим, но я не могу так больше! Пожалуйста! Шульдих ошеломленно выдохнул – проникнув чуть глубже в сознание телекинетика, он наконец добрался до воспоминаний о той кошмарной борьбе с переполненным гормонами телом, в которой мальчик просыпался и жил последние месяцы, – и удивленно развел руками: - Gott, Liebe, но я не нужен тебе для этого! Ты можешь это и сам. У тебя есть мое разрешение, слышишь? Ты должен был сказать мне раньше! Наги вздрогнул и, подняв голову, быстро заговорил с совершенно не похожей на его обычное испуганное послушание горячностью: - Но я НЕ ХОЧУ делать это сам! Я хочу, чтобы это делал ты! Я хочу делать это для тебя! Шульдих, я знаю, о чем прошу… Боже, я занимался этим всю мою жизнь!.. - Вот именно поэтому ты и не должен был приходить ко мне! – мужчина резко оттолкнул его от себя. – Я отказываюсь использовать тебя так же, как и все они! - Но ты и не будешь использовать меня! – встрепенулся Наги, поднимая заплаканные голубые глаза, чтобы встретить решительный взгляд своего самого лучшего и единственно-любимого хозяина. – Не как они. Ты заботишься обо мне, Шульдих – я это знаю, даже если ты и не говоришь об этом. Ты никогда не причинишь мне вреда, ты никогда не возьмешь меня против воли. Я доверяю тебе! Я люблю тебя! Я хочу, чтобы ты показал мне, каким это может быть… Его речь то и дело прерывалась всхлипами, пока они не перешли в судорожные рыдания, которые Наги уже не мог сдерживать. - Ну конечно, я забочусь о тебе, Liebchen, - ласково пробормотал Шульдих, опускаясь на пол рядом с Наги и крепко обнимая его, прижимая к себе. – Я редко об этом говорю, но ты же это и так знаешь. Я просто не хочу ранить тебя, Liebe. Я не хочу быть, как все они. - Но ты и не будешь! – икнул уставший от долгих рыданий Наги, уткнувшись в шею Шульдиха, вдыхая его запах, всегда приносивший мальчику чувство защищенности, и постепенно успокаиваясь. – Ты не похож на них, и никогда не будешь. Пожалуйста, не отталкивай меня! - Я так горжусь, что ты смог прийти ко мне, - телепат погладил Наги по спине, и тот, все еще еле заметно всхлипывая, тем не менее засветился от удовольствия. – Не могу даже представить, чего это то тебя потребовало. И я никогда не оттолкну тебя, Liebe, разве ты этого еще не понял? Ты ж из меня веревки вить можешь, я ж тебе ни в чем не могу отказать! Он приблизил свое лицо к зареванной мордашке телекинетика и осторожно, со всей нежностью поцеловал его сомкнутыми губами, и Наги потерялся в ощущении беспредельного счастья, обвив руками шею Шульдиха и целуя его в ответ со всей своей любовью и обожанием. Это так отличалось от того, что было между ними раньше! Шульдих снял свои щиты, и Наги больше не сомневался, любим ли он – он это чувствовал. Ему так хотелось прикоснуться к хозяину, что он едва не закричал от радости, получив мысленное разрешение. Поглаживая и лаская грудь Шульдиха нежными уверенными пальчиками, он медленно опускался все ниже, безошибочно находя самые чувствительные участки, и Шульдих повторял то же самое с ним самим, исследуя его тело и позволяя исследовать свое. Мальчик использовал все, чему научился за черные годы своего рабства, чтобы теперь превратить это во что-то радостное и прекрасное, доставляя удовольствие человеку, которого любил. Оба уже задыхались, когда Шульдих вдруг резко наклонился вперед, обхватывая губами сосок Наги, отчего тот низко застонал, выгибаясь дугой. «Возьми меня!» - мысленно попросил телекинетик, не уверенный в том, что сможет что-то сказать вслух. Теперь, когда ни одного барьера не было, Наги чувствовал ответное желание Шульдиха и наслаждался им едва ли не больше, чем его страстными ласками. Ощущая все эмоции телепата, Наги наконец понял, о чем тот говорил – у него действительно была власть над Шульдихом. Тот любил его, хотел его – и, что важнее, хотел, чтобы то же испытывал к нему и Наги. «Рано, мой маленький. Я хочу точно знать, что тебе тоже хорошо», - так же мысленно ответил Шульдих, и мальчик почувствовал, что его ментальный голос слегка подрагивает. «Мне хорошо! - уверил Наги, посылая ему волну своего наслаждения. – Это так хорошо, так по-другому… Я хочу больше!» «Жадина!» - усмехнулся Шульдих и отстранился, вставая. - На кровать! – приказал он вслух, и его голос буквально вибрировал от страсти. – Чертов пол слишком жесткий. Наги торопливо подчинился, и Шульдих последовал за ним, сразу же прижав его плечи к постели. Наги попробовал вывернуться, мечтая только о том, чтобы Шульдих оказался внутри него, но тот не пустил. «Говорю же, рано! – весело прикрикнул он. – Расслабься и получай удовольствие!» И прежде, чем Наги успел ответить, что он уже, немец встал на колени и, наклонив голову, накрыл теплыми губами эрекцию мальчика. Наги закричал, задохнувшись от захлестнувших его совершенно незнакомых ощущений, и инстинктивно снова толкнулся в теплую упругую влажность. «Тебе никогда так не делали?» - лениво осведомился Шульдих, искусно всасывая его член на всю длину, а потом выпуская изо рта и снова всасывая, но Наги уже ничего не соображал, чувствуя, что умер и попал на небеса. Он не ощущал ничего подобного, когда делал это САМ для своих прошлых хозяев. Хотя, от него это и не требовалось… Шульдих мысленно усмехнулся, и от этого по телу Наги пробежала волна дрожи: «Поверь, Liebe, это самое меньшее. Дальше будет лучше!». Как это возможно, мальчик не представлял. Уже сейчас каждый нерв в его теле вибрировал в ритме проходящих сквозь него волн наслаждения, все ближе подталкивавших к краю. Наги изо всех сил боролся с собой, комкая простыни и мотая головой – он не мог, не мог кончить без разрешения. «Я разрешаю. Давай, Liebe, отпусти себя!» - приказал Шульдих, понимая, что происходит, и без чтения мыслей, по одному тяжелому дыханию мальчика, и тот подчинился, издав резкий крик облегчения, даже не осознавая, что до этого использовал свою силу, пережимая член у основания. Семя вырвалось из него с такой силой, что было почти больно, но это не имело никакого значения, потому что этого оргазма Наги желал едва ли не больше, чем чего бы то ни было другого в своей жизни. Шульдих выпил все до последнего глотка, по-кошачьи облизываясь, пока Наги без движения лежал на постели, глубоко дыша и бессмысленно глядя в потолок, потом подтянулся вверх и обнял мальчика, нежно баюкая в своих объятиях и ласково гладя по волосам. - Все нормально, - проговорил он вслух, заметив попытку телекинетика скрыть собравшиеся в уголках глаз слезы. – Это просто из-за сильного эмоционального напряжения. Так бывает, когда ты в первый раз с тем, кого ты действительно хочешь и любишь. А потом добавил, горько хмыкнув: - Не то, чтобы у меня был большой опыт… Но я читал это в воспоминаниях других! Мысль о том, что Шульдих тоже ни с кем не был по собственной воле, удивила Наги. Конечно, он знал, что телепат был рабом, но ему было около семнадцати, когда его взяли первый раз и ... у него же должен был быть какой-то опыт до этого?... «Даже если и был, я не помню. У меня амнезия – забыл? Но я по крайней мере, был достаточно взрослым, когда они начали. А ты в первый раз был совсем ребенком…»
Джордано: Наги нерешительно потянулся к лицу Шульдиха, не до конца уверенный, что разрешение прикасаться еще действует, и облегченно вздохнул, когда тот подался навстречу его ладошке, закусив губу от удовольствия. «Возьми меня!» - снова попросил телекинетик, чувствуя, что только это сможет закрепить их связь, дав ему почувствовать, что все по-настоящему. «Ты заслуживаешь большего, чем я могу сейчас», - возразил Шульдих, но не остановил Наги, когда ладошка мальчика, лаская, прошлась по груди и опустилась к бедрам, и застонал, откидывая голову, почувствовав, как пальцы сжались вокруг его эрекции, начав неторопливое движение вверх-вниз. «Мне не нужно большего, - ответил Наги, позволив телепату ощутить свои удовлетворенность и счастье. – В другой раз, если ты захочешь – все, что угодно. Ты же знаешь, что я не могу сказать тебе «нет». Но сейчас мне нужно, чтобы ты вошел в меня! Я хочу принадлежать тебе, разумом, душой – и телом. Пожалуйста?» Шульдих вздохнул, с неохотой отодвинулся: «Я уже говорил, что тоже не могу отказать тебе… Я сейчас вернусь – лежи смирно!», - и, поднявшись, вышел прежде, чем Наги успел что бы то ни было, кроме как ошалело моргнуть. Повинуясь приказу, телекинетик вытянулся на постели, стараясь не двигаться, хотя и понимал, что хозяин не имел в виду столь буквальное послушание, и он не разозлится, если мальчик потянется или ляжет поудобнее Но… но почему тогда он ушел? Наги расстроил его? Ему не нужно было просить так прямо? Внезапно мальчик похолодел от ужасной догадки: ему просто нужно было молчать, позволив Шульдиху делать все, что тому хотелось, а не диктовать хозяину, чего хочет от него раб! Он… он прогонит его теперь?! Но… но Наги просто не переживет этого! Только не сейчас! Только не… «Эй! А ну прекрати это!» - прикрикнул на него вернувшийся Шульдих, почти физически почувствовав исходящие от мальчика волны сомнения и паники. Наги нерешительно поднял на него взгляд, и немец закатил глаза. «Я не разозлился, бака! Мне просто нужно было кое-что принести. И конечно ты можешь двигаться! Думаешь, я сейчас так замечательно соображаю, чтобы давать тебе предельно ясные указания?» Опустившись на постель, Шульдих успокаивающе провел рукой от плеча по всему телу Наги до бедра, и мальчик сразу подался навстречу ласке. В другой руке мужчина держал вазелин, который на всякий случай хранился у них в ванной, и телекинетик с любопытством уставился на тюбик. Заметив это, немец уныло хмыкнул: «Ну, я, как ты понимаешь, несколько не рассчитывал, поэтому придется довольствоваться этим. А завтра уж найду чего получше». Наги недоуменно нахмурился, пытаясь сообразить, что хозяин собирается с этим делать: «А… зачем это?» Шульдих замер, ошеломленно глядя на мальчика: «Боженька святый, им что, ВСЕГДА было на тебя плевать?! Ну да, зачем… , - он нецензурно выругался. – Но ты же совсем ребенком был! Они ж без смазки рвали каждый чертов раз! Твою мать!» С каждым произнесенным словом немец разъярялся все больше, и Наги снова испугался – неужели он опять что-то сделал не так?! «Это не ты, - мысленно успокоил его Шульдих и послал волну любви и страсти, от которой по телу Наги растеклось приятное тепло. – Я зол на них. Ублюдки!»И потом, уже спокойнее: «Это для смазки, Liebe – чтобы я точно не сделал тебе больно. Раздвинь ножки». Мальчик подчинился, с любопытством наблюдая, как Шульдих щедро выдавил вазелин на пальцы и принялся размазывать по темной розочке его ануса. От прикосновения холодного геля Наги вздрогнул, но тот быстро нагрелся и осталось только ощущения легкой влажности. Почувствовав осторожное давление на кольцо мышц, Наги легко расслабился – сказались годы практики, – позволив пальцу телепата проскользнуть внутрь без малейших усилий. Шульдих сразу же ввел еще один, и теперь уже два его пальца двигались внутри, расширяя вход, пока не нажали на какую-то точку, от прикосновения к которой мальчик выгнулся в спазме наслаждения. Извиваясь от страсти и удовольствия, он бесстыдно проецировал в сознание Шульдиха все, что чувствовал, насаживаясь уже на три пальца и давясь гортанными стонами, как мартовский кот, и слыша в ответ на «послания» стоны самого телепата. Именно поэтому мальчик не смог сдержать горестного крика, почувствовав, как немец убрал руку. Раньше он всегда с бессильной надеждой ждал этого момента, как самого лучшего и желанного – освобождения от того, что в него пихали против воли, момента, когда, насытившись, его насильники выходили из его разодранного тела. Однако сейчас Наги чувствовал, что жаждет только одного – чтобы эти пальцы вернулись, снова даря ощущение принадлежности, заполненности, завершенности. Но тут Шульдих наклонился над ним, и Наги почувствовал, как в его вход уперлось что-то гораздо большее, чем два или даже три пальца, и понял, что без этого ни о какой завершенности не могло быть и речи. Проникающие в его тело пальцы были лишь бледным призраком того, что он ощущал сейчас, когда Шульдих сам скользнул в него и замер. Со лба телепата скатывались капли пота, одна из них упала Наги на губу, и мальчик быстро слизнул ее, почувствовав соленый вкус хозяина. Заметив это, Шульдих наклонился и прижался губами к губам телекинетика, проникая в его рот языком, и Наги с радостью принял его, открываясь всеми известными ему способами. С убранными щитами и в такой близости их мысленная связь приобрела четкость, к которой обычный контакт только пытался приблизиться. Наги чувствовал одновременно за себя – как глубоко и размеренно движется в нем Шульдих, - и за Шульдиха – как будто не телепат, а он сам трахает себя, и это было для телекинетика чем-то совершенно небывалым. Даже с другими сабами, участвуя в «представлениях», Наги всегда был уке, только принимая, так что сейчас он впервые по-настоящему ощутил, что значит быть «по другую сторону». Однако наслаждение оказалось столько сильным, что мальчик снова не продержался дольше пяти минут, чувствуя, как подкатывает оргазм. Шульдих замер и вышел, но потом, раньше, чем Наги успел хоть что-то сказать, вошел снова, и так еще раз, и еще. Он двигался внутри податливого тела медленно и размеренно, однако скоро самоконтроль ему изменил и движения ускорились, Наги же с радостью подавался навстречу каждому толчку, желая принять его целиком, получить все, что Шульдих может ему дать. Многократно усиленный и пущенный мысленной связью по кругу, оргазм накрыл их сокрушительной волной, начисто сметая остатки самоконтроля, и они оба закричали, выгибаясь в сладкой судороге и падая в блаженную бессмысленность счастья. Очнувшись, Наги снова не смог сдержать счастливых слез, настолько сильной была физическая и ментальная усталость. Напрягшись, Шульдих скатился с него, выйдя с влажным хлюпом, и ощущение потери стало по-настоящему болезненным, но сразу же с немым удивлением мальчик почувствовал, как сильные руки крепко обнимают его, снова притягивая к себе. «Удивлен? – сонно спросил Шульдих. – Разве ты не хотел, чтобы я тебя обнял?» Наги моргнул. Конечно, хотел! Но он почему-то думал, что Шульдих или отвернется и заснет, или даже вернется к себе в комнату. «Это они всегда так делали, - мягко напомнил телепат. – А я не такой, как они. Тем более что мы ВСЕГДА так спим, бака! И у меня нет ни сил, ни желания тащиться к себе, а с твоей кроватью, кажется, все в норме.» Вздохнув, Наги расслабился и позволил себе снова погрузиться в волны любви, исходящие от телепата. Используя свою силу, мальчик заставил полотенце из ванной окунуться в воду, выжал его и доставил до комнаты, чтобы обтереть себя и Шульдиха. Почувствовав на коже теплую ткань, тот хихикнул и откатился, давая полезной вещице простор для деятельности, и спал уже до того, как Наги закончил. Зевнув, мальчик присоединился к нему, но только после того, как забросил полотенце в корзину для грязного белья. «Это, должно быть, самый лучший день рождения, который когда-либо у кого-то был, - сонно подумал Наги, ощущая себя так, как будто покачивался на мерно разбивающихся о морской берег волнах счастья. – Я обязательно должен найти способ отблагодарить Кроуфорда – без его слов я никогда не решился бы на это. Может быть, нужно выяснить, когда У НЕГО день рождения?» Усмехнувшись тому, какое будет лицо у оракула, когда ему преподнесут подарок на день рождения, мальчик позволил и себе соскользнуть в сон, устраиваясь в объятиях своего господина – а теперь и любовника, - тесно окутывавших его аурой любви и безопасности. Ende
Сон: Ох, Мерлин! Его снова переводят! Джордано Огромное Вам спасибо. Прочесть еще не успела (и сейчас вряд ли успею, к сожалению - простите), текст оценить не могу, но сам факт радует БЕЗМЕРНО. Еще раз спасибо.
Рона:
Сон: Перевод замечательный - читать сплошное удовольствие. А уж Шульдих в роли целителя несчастной души хорош неимоверно. Так странно видеть его в роли хорошего парня, но здесь это вполне оправдано и гармонично. Наги - вообще каноничен до предела, от него именно такое ощущение и остается. Словно нам дали заглянуть в его прошлое. Ох, впечатления, ощущения... Спасибо огромное за то, что донесли до нас эту вещь, ни капли не пролив.
Iris Black: Ваа... Джордано, домо аригато! Некоторые слова меня напрягают, но это так мелко (и я ничего в этом не понимаю), что не стоит обращать внимания. Еще раз огромнейшее спасибо. *невинно* А еще будет?
Джордано: Рады, что перевод понравился. :) Очень хотелось его сделать качественно. Шульдих тут, и правда, прелесть. Да и вообще весь фик - такая нежная трогательная штука. А по поводу еще переводить - не знаю. Хотелось бы очень, но как получится...
Haruka: Джордано От меня тоже большое спасибо :)
Nati2501: Пожалуйста...где найти остальные главы..этого замечательного цикла..удалось прочитать только Domination, остальные помещены в архив и их не достать..помогите.. дайте живую ссылку
Джордано: Nati2501 Давайте мыло - попробую выслать. Оно того стоит. :)
Nati2501: Джордано ..Боже..спасибо... dnati2612@yandex.ru
Nati2501: Джордано Это было чудесно..крышу от подобного сносит...спасибо огромное...и очень ...очень надеюсь на продолжение ...ведь Determination ..в вашем переводе выше всяких похвал...
MizarKiri: Это что-то! Я вообще обожаю цикл грешников и святых, и всё гадала, когда же появится продолжение? И вот это свершилось! я прочитала уже 4 полных рассказа из этого цикла - domination, reflaction,dissension, этот determination и пятый не законченный Possession - он кстати будет дописываться? Есть ли ещё переведённые части из серии?
Джордано: Nati2501 Спасибо. Сама очень люблю этот цикл. :) MizarKiri пишет: Есть ли ещё переведённые части из серии? Я, кажется, домучала "Co-operation". :)
Iris Black: Джордано, тебя не затруднит выслать мне тоже? Имею Domination и Рефлексию, ну и твои) ledyshelty@mail.ru Спасибо большое, что переводишь - столько счастья)
Аки: РЕСПЕКТ!!!
полная версия страницы